В ходе недавней реформы в облправительстве места потеряли многие высокопоставленные чиновники. Однако для руководителя областного управления архитектуры и градостроительства Андрея Еренкова перемены были к лучшему. После избрания губернатором Александра Гусева он избавился от приставки и.о., а управление получило статус департамента. О своих целях, подходах и стремлении к здравому смыслу главный архитектор региона поговорил с обозревателем интернет-газеты «Время Воронежа».
– Какие цели перед собой ставите, что считаете главной задачей на новом посту?
– Главное может показаться на первый взгляд не таким глобальным. Я не сторонник каких-то наполеоновских планов в данном случае, надо реально смотреть на вещи. Самым важным было бы максимально правильно, с точки зрения здравого смысла, выстроить работу по формированию городской среды. Общественные пространства или благоустройство – это то, что делает власти 50% ее успеха, потому что по состоянию внешней среды горожане всегда будут оценивать действия тех, кто принимает решения.
В рамках программы Архитекторы.рф мы встречались с президентом Татарстана Рустамом Миннихановым. Он говорит, что столько денег идет на новые школы, больницы, но никто не благодарит, все воспринимают это как должное. Зато стоит сделать парк в районе, и все тебя готовы носить на руках. Нам в области тоже как можно скорее нужно понять ценность этой работы, потому что, откровенно говоря, сделать хороший парк стоит явно дешевле, чем построить школу или больницу. Это не значит, что не нужно этого делать, но можно применять локальные тактические вещи, чтобы сделать горожанам хорошо.
– Вы планируете через общественные пространства делать людям хорошо?
– Я своей сверхзадачей вижу попробовать этот процесс организовать так, чтобы каждый парк, каждое общественное пространство принимались людьми. Чтобы при работе с ними соблюдались все необходимые ценности, чтобы решения принимались на основе комплексного анализа территории, чтобы на предпроектной стадии будущие архитекторы работали с жителями, пользователями этого места. И только после прохождения всех стадий можно было бы приступать к проектированию и реализации. Если мы будем делать иначе, как, к сожалению, часто происходит, общество это воспринимает не как комфортную среду, а как нечто навязанное, сделанное без их участия. От этого мы получаем такие истории, как со знаком «Я люблю Воронеж». Это хрестоматийный пример. Можно сколько угодно говорить о его моральной устарелости, но если были бы пройдены все этапы, если бы действительно в этом поучаствовали горожане, если бы они выбрали это место, если бы они подсказали чиновникам управы, каким бы образом они им будут пользоваться, то реакция на его установку могла бы быть совершенно другой.
– Тогда какие проекты в Воронеже считаете хорошими?
– Мне всегда нравится то, что сделано с умом, и не нравится то, что сделано с нарушением принципов здравого смысла. У нас сегодня не хватает практики полного цикла. Но мы к этому очень стремились при работе с Советской площадью. И я смело могу сказать, что да, мне нравится Советская площадь. Она мне нравится фактом того, что этот проект был доведен до конца. С этим проектом работали специалисты извне в консорциуме с воронежским архитектором, эта история сопровождалась публично, это закончилось ярким концертом, и, в конечном счете, произошел процесс присвоения горожанами этого места. Присвоение – это очень важно.
– Будет ли вписана эта урбанистическая концепция в новый генплан?
– Генплан – это стратегический документ, который имеет очень четкую нормативно-правовую основу, и он действительно определяет особенности территории, ее развития. Задача генплана имеет прямое отношение к городской среде, но это вопросы другого порядка. Например, где должны пройти дороги, чтобы пользователям парка было удобно, или где должны появиться новые парки. Идеально было бы, если бы мы занимались не только генпланом и правилами землепользования и застройки, но и оставляли бы пространства для, в хорошем смысле, градостроительных экспериментов, научно-исследовательской деятельности.
– А это можно сделать в рамках системы, которая сейчас существует?
– Было бы желание.
– Желание идти не по накатанной?
– Я очень хочу идти не по накатанной, почему бы не поэкспериментировать. Можно помимо генплана сделать стратегию развития Воронежской агломерации, провести исследовательскую работу. Помимо генплана можно сделать мастер-план на исторический центр Воронежа, например. Отличие этих двух документов в том, что мастер-план является чуть более стратегичным документом и чуть более вольным с точки зрения подходов к его разработке. Это более долгосрочный прогноз, в него закладываются максимально гуманистические принципы.
Основная проблема Воронежа – транспортная. Надо ждать от разработчиков генплана предложений по транспортным проблемам. Этот раздел должен быть самым сильным. Новый генплан должен заново отразить сложившуюся градостроительную ситуацию, разработчики должны уже с учетом текущей обстановки спрогнозировать городское развитие, задать его вектор. Если честно, не думаю, что генплан будет каким-то революционным. Если у тебя есть уже сложившаяся застройка, ты не можешь все снести и построить новое.
– Из правил землепользования и застройки (ПЗЗ) исчезнет пункт о согласовании архитектурного облика. Как вы к этому относитесь?
– Я бы не говорил об этом как о свершившемся факте. Тут может быть два пути. Да, есть решение Верховного суда по одной из зон, которое предписывает убрать согласование архоблика из ПЗЗ. Видя эту ситуацию, город предлагает не дожидаться следующих судебных процессов и исключить архоблик из правил землепользования. Отказ формально не устраняет архоблик, он останется в правилах благоустройства, но я считаю это политическим проигрышем. Правительство области в свое время согласилось с нами, что архитектурный облик городов нужно регулировать. Понятно, что это не нравится застройщикам – они воспринимают эту процедуру как «административный барьер», мешающий их планам. Но начать сдавать позиции в этом вопросе – означает риск вернуться к бесконтрольной застройке.
Есть второй, более сложный путь, как оставить архоблик в ПЗЗ. Надо в регламентах очень подробно к каждой зоне прописывать характеристики застройки, их параметры. Если будет четкая регламентация, не будет витиеватых формулировок, у человека, принимающего решения о согласовании, будет меньше пространства для субъективизма, но будет возможность ссылаться на нормы.
– Спасет ли это Воронеж от «архитектурного бандитизма»?
- В этой связи у меня идея, об этом узнал на первом модуле Архитекторы.рф, и мы все загорелись этой штукой. Объемно-пространственный регламент (ОПР) – это несуществующий на сегодняшний день вид градостроительной документации, который может рассматриваться как эволюционная форма ПЗЗ. Суть в том, что в объемно-пространственном регламенте прописываются требования к застройке, исходя не из функционального назначения зоны в ПЗЗ, а из объемно-пространственных характеристик конкретной территории. Это как зона поверх зоны. Я считаю, что мы в Воронеже могли бы пойти на этот эксперимент и разработать ОПР на какой-нибудь пусть небольшой участок центра Воронежа.
А вообще, я, пользуясь случаем, хочу сказать – пора переставать тиражировать термин «архитектурный бандитизм». Я понимаю, что он звучный, но не надо заниматься подменой понятий. Хаотичная застройка и неоднозначные градостроительные решения – не вина архитекторов. Да, их косвенное участие в этом есть – оно заключается в молчаливом согласии, герметичности профессии и сервильности перед заказчиками. Но это реалии жизни, если угодно. Градостроительным кодексом архитектура поставлена в прямую зависимость от застройщиков. Но в сочетании со словом «бандитизм» слово «архитектурный» является неуместным, не отражающим суть происходящего. И такие вещи, как согласование архоблика, как раз и задуманы для того, чтобы у архитекторов, в том числе главных архитекторов, была возможность влиять на среду и нести за это ответственность. А постоянное использование термина «архитектурный бандитизм» только усугубляет ситуацию, давая недобросовестным застройщикам возможность манипулировать.
– Можно начать создание ОПР с тех участков, где было аварийное жилье. Например, с Ленинградской?
- Да, Ленинградская – это та самая территория, на которой нужно разработать единый проект планировки, должна быть единая стратегия развития всей улицы. Очевидно, что на смену двухэтажкам придет жилье другой этажности, может быть, переменной, с другой плотностью, с другими объектами социнфраструктуры. Ленинградская – это тот случай, когда я буду приветствовать, если всю территорию получит один застройщик. Чтобы был единый ансамбль. Тем более, Ленинградская – это, по сути, сейчас центр Воронежа, пять минут – и ты на проспекте Революции. Это супердорогая, суперважная территория.
– На многих важных территориях сейчас строят огромные жилые комплексы, и звучат мнения, что такие районы в перспективе могут превратиться в гетто. Насколько обоснованы опасения?
– Да, такой риск существует. Мы находимся в заложниках у существующих принципов градостроительной документации. Советское индустриальное градостроительство предполагало сначала завод, потом жилье и объекты социальной инфраструктуры. У нас происходит ровно наоборот, особенно на окраинах. Сначала строится жилье, потом туда добавляют любые возможные общественно-деловые функции. У нас до сих пор не решена задача обеспечения страны массовым жильем. И это плохо соотносится с теми же посылами по созданию комфортной городской среды.
Территории могут не стать гетто, если мы будем использовать смешанные типы, сочетать в границах кварталов и общественно-деловые функции, и социально-культурные, и жилье. И вообще уходить от микрорайонной застройки к квартальной, которая является более локализованной и создает ощущение в хорошем смысле замкнутости своего пространства.
– Парковки в таких районах – это право или привилегия?
– Парковки – это потребность владельцев автомобилей, которую сами они считают своим правом, реализуемом на безвозмездной основе. Проекты ЖК проходят экспертизу проектной документации, которая выявляет соответствие количества запланированных парковочных мест нормативам проектирования. То есть, нормативы обязательны. Многие застройщики предусматривают подземные паркинги. Обустройство таких мест хранения весьма затратно, хотя очень удобно и разумно. К тому же санитарными нормами и правилами на дворовой территории разрешается размещать гостевые парковки, а отнюдь не места для длительного хранения автомобилей.
Беда в том, что реальное число автомобилей у населения превышает количество, предусмотренное нормативами. А владельцы автомобилей отказываются понимать, что право хранения автомобиля следует приобретать, как это было в советские времена, а не требовать бесплатно. Поэтому мы сегодня имеем асфальтовые дворы из сплошных парковок. Перекладывать всю ответственность на застройщиков несправедливо, так как они лишь прагматично реагируют на спрос и воплощают на практике примитивный сценарий, когда родители предпочитают бесплатно парковать свой автомобиль в ущерб возможности ребенка ходить по траве и играть на просторной детской площадке.
Это не с точки зрения современной урбанистики, а с точки зрения цивилизованного общества следует приобретать парковочные места в специально оборудованных для этих целей паркингах, а дворовые территории использовать для отдыха, общения, игры и спорта.
– В Москве идет реновация, у нас пока тихо сносят аварийное жилье, на месте которого строят современные комплексы. Можно ли говорить о начале воронежской реновации?
– У этих двух явлений немножко разная природа. В Москве это было решение власти, это по их программе одно сносится и меняется на другое. У нас это происходит чуть менее акцентированно, но, по сути, процесс похожий. Наверно, скоро можно будет говорить и о реновации, всему свое время. Может, не так резко, как в Москве. У каждого города свои возможности.
– Вы упомянули программу «Стрелки» Архитекторы.рф. Как вам участие в нем?
– Это очень крутой образовательный курс, у меня осталось еще два модуля. В ноябре будет третий заграничный и в декабре – четвертый в университете Сбербанка в Подмосковье. Организаторы программы – Минстрой России и Дом.РФ рассматривают возможность создания федерального кадрового резерва органов архитектуры, чтобы лучших выпускников программы рекомендовать главам регионов и городов на управленческие должности в этой сфере. Потому что главная задача – менять подходы градостроительной, архитектурной политики в российских городах. Мы сейчас, мягко говоря, запаздываем.
– Как вы вообще относитесь к «Стрелке»?
– К «Стрелке» можно очень по-разному относиться, и многие говорят, что они делают много типового, неглубокого. Наверное, можно так говорить, если судить о «Стрелке» как об архитектурном бюро, работающем на частного заказчика и ставящего своей задачей продавать свои идеи. Критика, в основном, звучит от более возрастного поколения архитекторов, которые проигрывают конкуренцию в сегменте госзаказа. «Стрелка» занимается разработкой новых стандартов, опираясь на лучшие мировые практики. И те ценности, которые являются базовыми в их работе, мне понятны и близки. Там очень много глубоких, хороших специалистов, и речь не только об архитектуре – это и городская экономика и планирование, и медиа, и работа с вовлечением жителей.
«Стрелка» признается международным профессиональным сообществом. Они первыми в России получили престижнейшую международную премию ISOCARP за программу благоустройства в Москве «Моя улица». Это признание авторитета этой организации.
Автор: Дарья Бородина
Версия для печати
Комментарии