«Русский язык стал законен на Майдане»

Пока отряды самообороны Юго-Востока Украины противостоят киевской самопровозглашенной власти, на Майдане (с которого всё и началось) кипит интеллектуальная жизнь. Для тех, кто не знал, оказывается, есть в точке сборки киевской революции не только «афганские» и «чёрные» сотни боевиков, но и «сотня культурологов», и даже «сотня айтишников».

На минувшей неделе научно-прогностический семинар «Познавая Космос» в книжном клубе «Петровский» посетили двое учёных гостей из Киева - Владимир Никитин и Юрий Чудновский. Ижурналист интернет-газеты «Время Воронежа», отвлекшись от космических тем, взял у гостей интервью по поводу актуальной политической проблематики.

Владимир Никитин - кандидат архитектуры, доктор культурологии, зам.директора Украинского института публичной политики. Юрий Чудновский - директор Международного института урбанистики и регионального развития, академик-основатель Украинской муниципальной академии.  Сами киевляне-интеллектуалы не относят себя к «стоявшим на Майдане», но презентуют свою роль так: «Заходили на площадь, выходили, вели  семинары».

Кстати, Никитин и Чудновский являются авторами книги о том, что из глобального мира уходит смысл, и создание новых смыслов для совместного существования разных социально-культурных групп и сообществ является одной из основных проблем выхода мира из кризисов глобализации.

- Расскажите, к чему сейчас стремятся социально-культурные группы Майдана?

В. Н. :

 - Политически там вполне понятная вещь, её можно по-разному интерпретировать, там было и много зла, и много добра, и много бессмысленного, и много осмысленного. Но сейчас  вырисовываются очень важные онтологические вещи. Сейчас активно идет обсуждение того, ради чего всё это делалось и что может быть после Майдана. Там делается попытка проложить пути одной из великих утопий. Вот если Реформация убирала посредничество между Богом и человеком (в этом была ее суть, и она стоила очень много крови Европе), то здесь делается попытка удалить посредника между порядком жизни и человеком. То есть – государство.

Ю. Ч. :

- Не только государство, но и базовые инфраструктуры – банковские и, так называемые, правоохранительные...

 В. Н. :

- Группа айтишников очень много обсуждает это (я вёл у них семинар) и у них есть проекты, каким образом сделать электронную демократию и электронное правительство. Второе более вероятно. А вот прямую демократию ввести не получается. Пока у них всё сводится либо к простым, либо к изощренным формам выявления большинства. А вот каким образом защитить многообразие и меньшинство – к этому ещё не пришли. Это одна базовая идея, радикальная. Вторая заключается в том, что должен быть постоянный институт как государство. Это слабая форма первой идеи. Делается попытка ввести закон Майдана как институт законодательства, как собрания людей, которые могут контролировать государство.

- И в это собрание будет попадать любой зашедший на Майдан?

В. Н. :

- Вот это они сейчас и решают.

Ю.  Ч. :

- Во-первых, да. Это открытая площадка, по замыслу тех, кто это обсуждает. Во-вторых, вопрос поставлен в предельной форме – это негосударственное управление страной. Мы все представляем, что такое государственное управление, но что такое негосударственное пока трудно изобразить.

В. Н. :

 - Майдан вообще не преследовал цели смены одних политиков на других (это был его частный случай). Те, кто пришел сегодня к власти, Майданом презираются. Потому что там есть убеждение, что любой попавший на это место, скоро будет не лучше тех, что был до него. Всякая революция может оставить свой сухой остаток. Например, Великая Французская революция, которая прошла с большой кровью, через 15 лет оставила кодекс Наполеона, который и определил дальнейшую жизнь Франции. Что оставит после себя Майдан через 5-7 лет, и останется ли что-то, или революцию съест обращение к прежним формам – вот это и является тем, о чем люди спрашивают.

Ю. Ч. :

 - Есть ещё один аспект. Майдан хочет себя понимать (хочет, подчеркну, это не значит, что может), как уникальное мировое явление. В то время как все, кто наблюдает снаружи, иного мнения. Например, европейцы говорят, «ну да мы это прожили, теперь и вам придется испытать эти буржуазно-демократические революции, всё понятно, ничего нового». Или другая точка зрения – «бунт бессмысленный», это тоже понятно. Майдан же хочет себя осмыслить, как явление уникальное, открывающее дверь в будущее.

- Чтобы возник кодекс Наполеона, прежде нужен как минимум сам Наполеон. На Майдане есть такие личности?

Ю. Ч. :

 - Можно сказать, они сейчас формируются. Люди пока друг другу начинают задавать вопросы о будущем и, таким образом, образуется как бы «думалка» Майдана.

- Географически всё это происходит в одной конкретной точке?

В. Н. :

 - Знаете Киев, это примерно тысяча квадратных километров, и Майдан занимает полтора, максимум - два квадратных  километра. Во время даже самых жарких боев остальной Киев, остальная тысяча километров жила своей обычной жизнью, с ней ничего не происходило. Сейчас это локализация обсуждается и те, кто хочет продлить Майдан как явление, вывели для себя три вещи, которые выделены как характерная особенность данной группы. Первая вещь - нет никаких проблем, есть задачи, которые надо решать. Люди берут и делают. Если получится – значит, это была не утопия, не получится  - утопия. Или  - не хватило сил и воли. Далее отсюда вытекает второе -  принцип самоорганизации. Там действительно так: тут ещё идет бой, а рядом убирают и готовят. Сами люди. Никаких приказов они не ждут. И третье – это отсутствие вертикального управления и денежных расчетов. На площади они не работали. Очень много жертвователей с самого начала было. Или люди везли что-то с собой сами. Один мой друг, интеллектуал, никогда в жизни не ходил с толпой, всегда избегал её как свободный индивидуалист. И вот он делится впечатлениями: «Вдруг я себя обнаружил в толпе и задал себе вопрос, а что я тут делаю? И тут я понял, что это не толпа, а что-то уникальное, люди собрались каждый за свой интерес и свое достоинство, и это не толпа, а сумма индивидов».

Ю. Ч. :

 - Для того чтобы пережить ощущение Майдана, надо было быть там. Одна девушка на вопрос, что такое Майдан ответила – это фантастическое чувство объединения не против общего врага и не за общее дело. А – за будущее, которое не является ни врагом, ни делом.

- При всей уникальной объединенности не обходилось и без криминала внутри Майдана…

Ю. Ч. :

- Ну, конечно, при таком количестве народа и уровне накопленной агрессивности он -  был. И криминальная верхушка Януковича, кстати,  посыла туда своих людей. Теперь же Майдан вообще место прогулочно-туристическое. Туда приходят люди сфотографироваться. Сейчас, правда,  там много бомжей. Поэтому смотреть  на Майдан не всегда приятно.

- Какие сотни все-таки там превалируют  – боевиков, ученых или кого-то другого?

В. Н. :

- Разные, очень разные. Кроме чисто боевиков там есть и «архитектурная сотня», и артисты, и группа медиа, группа айтишников, о которой мы говорили, есть группа предпринимателей, причем, нехилых предпринимателей. У всех свои интересы. Заметьте, что никакой социальной революции не произошло, олигархи остались олигархами. Поэтому есть люди, которые хотят следующего Майдана. Чтобы устранить социальное неравенство. Одни за участие в управлении. Другие за то, чтобы малый бизнес вздохнул. Третьи за…

Ю. Ч. :

- Третьи замечательно заходят во власть хотя бы на пару недель, чтобы намухлевать себе чего-нибудь такого. При первой же возможности заскакивают в министерские кресла, презираемые Майданом. Например, сейчас объявлены выборы президента, но этого процесса почти не видно вокруг. Это не волнует.

В. Н. :

- Хотелось бы ещё отметить, что резко снизился уровень национализма, русский язык стал законен на Майдане. В парламенте стали говорить по-русски, хотя раньше все старались только по-украински. Стало больше понятно, что надо сшивать всю страну.