Председатель Совета Воронежского областного отделения Всероссийской общественной организации Всероссийское общество охраны памятников истории и культуры Александр Никитин рассказал о важности сохранения объектов культурного наследия, значимости «Полтинника», незаинтересованности правительства и патриотической повестке. Он также ответил, почему после развала СССР сохранились памятники Ленину, почему нельзя ставить памятник Юрию Хою и какое значение для города имеет котенок с улицы Лизюкова.
Значимость для региона
– В чем ценность объектов культурного наследия и почему их нужно сохранять? А главное – зачем?
– Мы сохраняем наследие, потому что нам нужны примеры ушедших эпох. Сегодня не хватает самобытности в культуре, той искры. Мы живем в мире симуляторов, где множество вещей является бутафорией. Можно прийти в какой-нибудь ресторан с богатым интерьером, но стоит постучать по деревянной панели, окажется, что это пластик. А хочется ощутить, что это старинная резьба, например, замка Ольденбургских или посмотреть на ту самую кирпичную кладку с клеймом Старинного Воронежского завода. Это создает эмоциональный контакт современного жителя с исторической средой.
Мы очень часто говорим и настаиваем, что сохраняем не объекты культурного наследия, а именно историческую среду. Этот термин понятен в тех местах, где остались улицы или хотя бы серия ОКН, которые в юридическом смысле не являются таковыми. В городе сохранился дом Медведевых, он не признан объектом культурного наследия документально, но при этом является образом эпохи Воронежа начала XX века. Он и его дома-современники на спуске улицы Помяловского формируют городскую историческую среду. Там можно увидеть, каким был Воронеж 100-150 лет назад.
– Почему правительство не заинтересовано в сохранении таких объектов? Ведь с их помощью можно было бы развить целые кварталы, привлечь туристов.
– Это обременение в юридическом смысле. Если мы накладываем статус объекта исторического наследия, то появляется большое количество ограничений на собственников, независимо от того, государство это или частное лицо. Например, памятники архитектуры Воронежа, у них есть защитные зоны, которые перекрывают друг друга и не дают вести высотное строительство в центре города. В данном случае это можно считать за благо, но застройщики так не считают, с жалобами и просьбами обращаются к руководству региона.
Примеры других городов говорят сами за себя. Например, Иркутск, где находится один из депрессивных кварталов с исторической деревянной постройкой. Правительство расселило оттуда всех людей и «вбухало» в этот квартал большое количество денег. При этом они отремонтировали все здания, и это стало туристическим центром города. Сейчас там снимают фильмы, ведь атмосфера наполнена дореволюционным стилем. Такая инвестиция стала приносить деньги в казну. Но это совсем другой подход к наследию, в данном случае оно было воспринято не как чемодан без ручки, а как экономический инструмент. Таких примеров в стране полно, но в нашем регионе, к сожалению, не всегда доходят до этого руки, не всегда есть люди, которые готовы этим заниматься. Я понимаю, в Воронежской области в приоритете аграрная промышленность. Руководству проще оперировать цифрами: сколько посеяно, урожая и свинокомплексов, а не сколько создано туристических кластеров и введено в эксплуатацию туробъектов.
– Что должны делать руководители города или региона, чтобы привлечь туристов, сохранить память о том, что делали предки?
– У нас есть управление по охране объектов культурного наследия Воронежской области и, представляя довольно подробно объем их деятельности и средств, которые им выделяются, я могу сказать, что региону не хватает этих денег. Есть госслужащие хотят заниматься постановкой объектов на госпобеспечение, но денег на счету казны для этого чуть больше нуля, прямо скажем. Главная проблема сегодня состоит в том, что многие памятники археологии не имеют кадастровых единиц, не занесены в Росреестр. В 2022 году приходится возвращаться на 50-60 лет назад и заново проводить ревизию на объектах, обрабатывать информацию и все описывать. Порой даже нет нормальных топографических карт. В Союзе с этим проблем не было, вся земля народная, а сейчас вопросы земли и ведения собственной деятельности особенно острые. И раз за разом с этим сталкиваются застройщики, они не знают, где были курганы, что потом тормозит их деятельность. Собственники земли обращаются к руководству региона, а управление сидит без денег и не может заказать определение сразу всех границ. Выделяются средства, но они в этой огромной массе не решают всех задач.
Мы празднуем в этом году 350 лет Петру Первому. Воронеж – колыбель военно-морского флота. В Воронежской области было порядка 10 верфей, и ни одна из них не стоит на государственной охране как памятник археологии. Мы гордимся тем фактом, что Петр у нас что-то строил, Европу вообще через Воронеж познавали. При этом Петровское наследие никоим образом не зафиксировано, и это огромная проблема. Хотя бы в рамках юбилея можно было бы выделить относительно небольшие средства на охрану. Цена вопроса – примерно 500 тыс. рублей, в то время как десятки мероприятий к юбилею проведут на миллионы.
– Работает ли в этом смысле закон спроса, который рождает предложение? То есть, если будет больше людей вовлечено в историю, то появится и господдержка?
– Да. Это безусловно, но здесь возникает другой вопрос. На примере Петра Первого можем рассмотреть. Воронеж – колыбель российского флота, это основа нашей идентичности. Тогда, если это наша идентичность, нужно людей воспитывать, окультуривать, отталкиваясь от этой точки или позиционировать Воронеж как туристическое место. У общества есть запрос на историческое наследие, раньше не было тысячных петиций, сотенных митингов. Десятки лет назад за сохранность объектов выходили маленькие группы сочувствующих краеведов. Когда сносили хлебозавод, на акцию, которая там проводилась, пришло порядка 200-250 человек в условиях пандемии, эта встреча по размеру больше, чем митинги политического настроения.
Пример – историческая память ВОВ. Первый шаг, если человек принимает это наследие памяти о войне как свою личную ценность, то он начинает задумываться. Затем появляется вопрос, почему памятники ВОВ не сносят, а мемориалы другой архитектуры сносят? Если вечный огонь, обелиск и мемориальную доску вы ремонтируете, моете и красите, то почему вы не ремонтируете, не моете и не красите фасады исторических зданий? Они же тоже памятник нашего города. На таких грубых некорректных сравнениях иногда удается достучаться до самого деревянного человека, который об этом даже не задумывался.
К сожалению, сегодня в управлении вопросы сохранения наследия оказываются на 30-130 месте, всегда есть более важные проблемы, эта сфера финансировалась по остаточному принципу. Долгое время шла борьба с коронавирусом, деньги уходили на медицину и социальную поддержку. Других средств не было по определению, бюджет тоже не резиновый.
Активисты после сноса мемориала на заводе имени Коминтерна
– Хватает ли в Воронеже профессиональных реставраторов? Или все-таки чувствуется нехватка кадров?
– Нет. Но все-таки у нас все еще относительно хорошо, в других регионах ситуация значительно хуже. В Воронеже есть ряд специалистов в области архитектуры и археологии, есть профильные вузы и факультеты, специализирующиеся организации в археологии и работе с архитектурой. Когда ты работаешь в своем собственном городе, то несешь ответственность за свой собственный регион, но это уже совсем другая история.
Интересы бизнеса
– Споры вокруг ДК 50-летия Октября не утихают до сих пор. А так ли важен этот объект с точки зрения культурного наследия? Или все-таки горожане больше из принципа не хотят новой застройки?
– Все вместе. Историко-культурная ценность огромна, это мемориальный объект. Но люди также не хотели высотное здание. Есть еще третья причина, «Полтинник» играет роль крупного соцобъекта. Весь район остается без дома культуры – кружки, секции, концертная площадка и т.д. И ничего не предлагается взамен. Бюджет города ничего строить не предполагает, областной тоже под сомнением. Я сейчас не считаю ДК, которые остались в мелких населенных пунктах, присоединенных к Воронежу, которые где-то там, на окраине. В данном случае наделение статусом ОКН воспринимается как оружие, чтобы отстоять этот объект. Повторюсь, присутствует большая историко-культурная ценность, он тесно связан с общественной отраслью, там выступали народные артисты, создатели космической отрасли. В последнее время мы сконцентрировались вокруг «Полтинника», однако в Воронежской области порядка 5 тыс. ОКН, все они требуют внимания.
– Как думаете, какой может быть выход из этой ситуации? Получится сохранить «Полтинник» или, раз застройщик уже выкупил...
– Да понятно, что это будет не культурный центр, деньги вложили в строительство, все уже продано и подсчитано, сколько прибыли принесет. Вообще ситуация двоякая, с одной стороны, понятно, что у жителей есть социальный запрос, раз сформировались инициативные группы, раз петиции «Полтинник» наш» подписываются. Если сравнить, то это самые многочисленные митинги в регионе, нежели митинги сторонников политических деятелей. Но частная компания не обязана создавать социальную структуру города, это дело мэрии города. При этом возникает вопрос о социальной ответственности этой компании, то есть, если дикий капитализм, выжженное поле и только деньги, а, если социальная ответственность, то нужно прислушаться к местным жителям.
Горожане, кстати, разработали концепцию: описали разные составляющие объекта, указали как историческую и социальную часть города. Предлагают сохранить основную часть исторического культурного центра, а рядом пристроить функциональные многоэтажный комплекс, где можно что-то проводить, продавать. Во всяком случае это уже какая-то альтернатива, ведь воронежцы не только критиковали, но и предложили реальный план.
– В последние годы участились ли случаи исчезновения ОКН?
– Пик, наверное, это 2011-2013 годы. Потом в 73-ФЗ внесли ряд изменений. Усилилась ответственность и включились юридические механизмы, предотвращающие снос. Например, закон запрещает какое-либо строительство на территории ОКН, даже если они снесены. Если объект получил статус, а потом совершенно «случайно» сгорел, то на этой территории можно только восстановить объект культурного наследия, либо это становится рекреационной зоной. Все схемы застройщиков за нулевые годы стали понятны и для чиновников, которые это контролируют, и для органов прокуратуры, а для общественности так тем более.
Пару лет назад в Староживотинном экскаватор «перепутал» сарай с усадьбой. А из последних случаев это снос объекта культурного наследия «Училище приходское» в Борисоглебске. В хорошем деревянном домике находилось училище, а несколько лет назад была станция юннатов, как допобразование. В итоге детишек оттуда вывели, а дом выставили на продажу на аукционе. И его все равно неожиданно снесли. Прокуратура отказала в возбуждении уголовного дела по факту сноса. Я очень сильно расстроился по поводу отказа, обращался в генпрокуратуру. Известно, кому принадлежит этот объект в 2019 году, известно, что стало с хозяином этой территории сейчас, известно в чьих интересах строится сейчас на соседнем участке здание, кто брал разрешение на строительство, известно все. А самое главное, объект был поставлен под охрану государства, внесен в реестр и вдруг исчез. И никто не понес фактического наказания, даже открытого уголовного дела нет. Парадокс, представьте себе, что убит человек на улице, прошел год, а история никак не двигается с места.
«Училище приходское» в Борисоглебске
– Как часто применяют санкции к тем, кто снес или подозревается в сносе?
– В 2018 году собственник снес мемориал на территории бывшего Коминтерновского завода, там, где в 1941 году создавали военную технику «Катюша». Опять же, это к вопросу о региональных брендах или позиционирования себя за пределами региона. На мемориале, облицованном гранитным камнем длиной в 15 м и в высоту 5 м, было больше 60 имен солдат. Опять же, во времена социалистической собственности никому в голову не могло прийти, что мемориал ВОВ снесут. Но завода не стало, коллектива тоже. Здания «дербанили» на участки, а один из собственников решил снести монумент и что-то там построить. Я не могу себе представить в здравом уме того человека, который давал команду о сносе, я не могу себе представить того тракториста-бульдозериста, который сидела за рычагами. При том, что это был очевидный монумент. Я понимаю, там что-нибудь скрытое под землей, памятник археологии. Но это 15-метровый монумент. Все-таки карма отыгралась на нем, теперь у него проблемы с законом по другим вопросам. Также ряд подобных случаев привел к тому, что в 243 уголовной статье появился один из подпунктов, касающийся уничтожения мемориалов, связанных с ВОВ и с местами воинской славы России.
– Бывали случаи, когда устанавливали памятники на частных территориях условного застройщика, которому он мешает, поэтому его нужно снести? Допустим, тот же мемориал героям ВОВ.
– Бывали. У нас граждане деятельные, инициатива бывает правильная, но не всегда полезная. Кто-нибудь скинулся, притащил камень, повесил табличку. Вроде бы памятник, но нет юридического разрешения, что он вообще там стоит, а иногда оказывается, что это и вовсе частная земля. Периодически случается, когда монумент кому-то мешает, это нормальная ситуация для ОКН. Например, заповедники, они тоже всем мешают. Охранная зона Никольской церкви не дает кому-то начать строительство, что теперь, сносить колокольню Никольской церкви? Здесь вопрос приоритетов, если мы сохраняем объект культурного наследия, решаем, что это наша ценность, наша идеология, правда, после распада коммунистической идеологии ее место заняла просто история. Кто-то ее пишет с позиции национальных государств или национальных меньшинств. В данном случае, объекты – это часть культурного наследия, воплощение нашей идеологии, истории, нас.
Наследие общественности
– Можно ли сказать, что у археологических ОКН больший процент сохранности, нежели у архитектурных памятников?
– Дискуссионно. Скажем так, памятников археологии вообще значительно больше, чем памятников архитектуры. И их огромное количество не стоит на госохране, а множество еще даже не выявлено.
– Из-за отсутствия средств?
– Людей даже столько нет, прямо скажем. Один из примеров, Новохоперский район. Собрались там добывать никель, начали проводить археологические исследования. Но внезапно на маленькой территории [15 на 15 км] в четыре раза увеличилось количество памятников археологии – теперь там несколько сотен памятников. Известно, что в древности данная земля была очень притягательная территория для кочевников, пастушеских скотоводов разных эпох.
С сохранностью археологических объектов у нас большие проблемы, поскольку процветает «черная археология». Мародеры, чтобы поднять один объект, разрушают десять. В России наказывают административной ответственностью за распространение артефактов, и уголовной – за разрушение объектов. Часто ФСБ ловит таких курьеров, перевозящих коллекции кинжалов, топоров. А бывает, что начинают застраивать земли без археологической экспертизы. Например, до 2015 года в Воронеже такие работы почти не проводились. Хотя в ядре нашего города, то есть позади ВГУ, на склоне примыкающих улиц – и там все было застроено, процент нетронутого культурного слоя XVI века маленький. И это самое интересное, узнать, как город появлялся и как он рос. Все склоны были заполнены памятниками археологии бронзовой эпохи. Но в 90-х и 00-х земли застроили домами. У археологии два врага: черные копатели и те, кто проводит стройку без археологических раскопок.
– Что еще известно о воронежских памятниках археологии?
– Все, что лежит в земле столетия, пролежит там еще столько же, если не трогать. В регионе самые законсервированные памятники археологии со 100% сохранностью тот, что оказался под затопленным Воронежским водохранилищем. Они были под землей, теперь еще и под водой, слоем осадков и ила. Памятники там точно есть, зафиксированы и занесены на карту, часть из них исследовали. Пройдут тысячелетия, спустят водохранилище или оно высохнет, а эти памятники эпох от каменного века до позднего средневековья останутся в самом прекрасном состоянии.
– А если сейчас кто-то захочет до них добраться, в какую сумму это может обойтись?
– Подводная археология в разы дороже обычной, если я скажу, что в 10 раз, то не ошибусь. Минимальная сумма – 1 млн рублей. Сейчас в этом нет необходимости. Лучше оставим потомкам.
– Памятник котенку с улицы Лизюкова ‒ это ОКН?
– Если говорить про юридический статус, а не фактический, он больше чем просто памятник культурного наследия. В данном случае является частью воронежского бренда, за пределами области город по мультфильму знают очень даже хорошо. Когда приезжают, сразу спрашивают про него и очень расстраиваются, что памятник расположен не в центре. Это наследие в наследии, есть наследие советского мультика – теплого, доброго, с шикарной фразой, которую можно на въезде в город разместить. Помимо этого, улица названа в честь генерала-майора Александра Лизюкова, погибшего в оборонительных боях 1942 года. В данном случае у людей, которые чуть больше мыслят, всегда возникает вопрос, а в честь кого же она носит такое название. А это очень интересный факт, не так много генералов погибло в боях.
– Как думаете, подобных памятников не хватает городу?
– Нужны, лишними не будут. На данный момент ярких и значимых не так много. Но то, что у нас нехватка монументов, это могу сказать точно. В Воронеже не установлены памятники основателям города, воеводе Сабурову и его помощникам Судакову-Мясному и Биркину, изобретателям, культурным деятелям. Например, королева частушек Мария Мордасова увековечена мемориальной квартирой, но не памятником. Нет памятника и конструктору стрелкового оружия Сергею Мосину, космонавту Константину Феоктистову, не всем поэтам и писателям они установлены.
– А к памятнику Юрию Хою , основателю «Сектора газа», вы как относитесь?
– Рано.
– Сколько времени должно пройти? И вообще так ли он необходим?
– У меня принципиальная позиция. Пока всем феноменальным людям Воронежской области, а их порядка 10, не установят монументы, не вижу смысла говорить о Хое, даже если ему посвятят некий арт-объект. Опять же, это будет место для тусовки под алкоголь и гитару, как например и происходит на кладбище возле его могилы. Если мы признаем какую-то значимость и ценность в памятнике в его честь, то в чем именно? Если из 264 песен, написанных Юрием Клинских, не матерных очень мало, как и глубокого смысла в них тоже.
Если на чаши весов поставить величайшего конструктора оружия Мосина и музыканта Хоя ‒ несоразмерно. Пока в Воронеже не появится памятник Сергею Мосину, я даже слышать об этом ничего не хочу. С его винтовкой мы воевали Русско-японскую, Первую мировую, Гражданскую, ВОВ, потом она осталась в обиходе у охотников. Мосинское оружие до сих пор участвует в военных конфликтах на Балканах, в Афганистане, Сирии, на Донбассе.
– Почему до сих пор сохранились памятники Владимиру Ленину в большинстве районах области, если не во всех? Вождя пролетариата до сих пор некем заменить?
– Многие из них стоят как ОКН, например, памятник на площади Ленина в центре города таковым и является. И он будет стоять, пока действует закон. Советский Союз рухнул неожиданно, идеология тоже, поэтому все по инерции осталось на своих местах. До сих пор в обществе нет четкого понимания, кем и кого заменять. В конце концов, это еще и дорого. Если каждый памятник менять, такая серьезная сумма для страны выйдет. Многие памятники (не считаю те, что из гипса) выполнялись художниками-профессионалами, членами академии художеств. Это монументы, пусть и канонические, но классические, при этом в реальности каждый памятник имеет свою уникальность. Они создавались как индивидуальный проект из гранита и мрамора. Гипсовые, может быть, и штамповались десятками в мастерских и расфасовывались по предприятиям, это понятно, они культурной ценности не имеют, но работа заслуженных художников Советского Союза должна быть сохранена, это точно.
– С чем именно в последние годы связана широкомасштабная установка большого количества монументов, посвященных Великой Отечественной войне? Есть же и другие значимые для истории России личности.
– Волна патриотизма, конечно, растет. Это результат отношений внутри общества, общественный запрос и целенаправленная поступательная политика. Всему есть объяснение. Главное, что Великая Отечественная война исторически была не так давно. Живы ветераны, дети войны, дети участников, внуки, отсюда и появляется запрос на памятники и мемориальные доски, существует потребность.
Сейчас Петру Первому ставят в основном небольшие арт-объекты – стелу и таблички, что когда-то тут велось строительство флота. Это хорошо и здорово, но таких мест меньше. Весь Воронеж – это линия фронта, данная тема вплетена в жизнь нашего региона, от этого никуда не денешься. Строительство флота тоже вплетено, но оно велось не на всех населенных пунктах, и многие из них появились после его создания. Я говорил, что нам нужен пример и искра. Сейчас в стране тяжелая геополитическая ситуация, непонятно, чем закончится история на востоке Украины. И также неясно, чем закончится противостояние России с США. Часто мы слышали речи о готовности к войне. Герои прошлого дают силы героям настоящего.
Автор: Виктория Ненашева
Фото из личного архива Александра Никитина
Версия для печати
Комментарии