В этом году организации «Назарей», которая занимается реабилитацией бывших заключенных, исполняется 13 лет. За это время через неё прошло четыре с половиной тысячи человек. О том, как влияет такая помощь на преступность в области, чем конкретно занимается, с какими трудностями складывается, а главное – почему подобные инициативы необходимо поддерживать, корреспондент «Времени Воронежа» побеседовал с председателем общественной наблюдательной комиссии по правам заключенных и пастором лютеранской церкви Святой Марии Магдалины Анатолией Малаховым.
- Анатолий Евгеньевич, расскажите, как долго вы занимаетесь реабилитацией, и в чем заключается помощь бывшим заключенным?
- Официальной организации 13 лет, я лично занимаюсь этим уже 14-тый год. Помогать бывшим заключенным я начал после того, как сам вышел из тюрьмы, почувствовал на себе, как сложно реабилитироваться, что общество просто-напросто отворачивается. Сегодня мы добились того, что Воронежская область – чуть ли не единственная во всей России, где такая помощь оказывается. А ведь она необходима, потому что освобожденные снова попадают в водоворот, снова совершают преступления. И никто не думает о том, что от этого страдают не только родственники преступников, но и родственники тех, кому они причинили зло. Наша задача – не допустить рецидива, поддержать освобожденного, подтолкнуть его к новой жизни. Поэтому мы даем им питание, жилье, одежду на первое время. Предлагаем работу, с ними занимается психолог, а юристы помогают восстановить документы. В целом мы охватываем пять составляющих: юридическая, правовая, социальная, психологическая и духовная помощь.
- Как бы вы сформулировали основную цель?
- Мы хотим видеть этих людей вернувшимися в общество.
- А как же фраза о том, что горбатого только могила исправит?
- Люди идут на повторное преступление не просто так, а из-за безысходности. Человек освобождается, и общество старается от него отстраниться. Не могут принять его и родные, потому что тюрьма не сделала его другим человеком. Вообще, тюрьма не имеет исправительного воздействия. Ни в России, ни в других странах она не переделывает людей. Я был и за рубежом, изучал условия содержания заключенных, их быт, досуг. И на основании этого я сделал такой вывод.
Конечно, нужно работать с ними и в то время, когда они еще находятся в заключении, но самое главное – это дать свободу выбора тогда, когда они оказываются на воле.
- Анатолий Евгеньевич, а хоть какая-то работа с заключенными в тюрьмах ведется?
- Нет. В тюрьме заключенные предоставлены сами себе. Что уж говорить, в воронежских колониях на тысячу заключенных всего два социальных работника, а на сто преступников всего один начальник охраны. Там практически нет работы. Занято всего процентов 25%, остальным просто нечем заниматься. Но для того, чтобы реабилитация после тюрьмы состоялась, необходимо, чтобы уже в тюрьме человек работал, чтобы с ним занимались. Поэтому мы создали межконфессиональный совет. Представители нескольких конфессий проповедуют в колониях, проводят службы, беседуют с заключенными. Занимаются с заключенными и общественные правозащитники, а работники тюрем пускают всё на самотек. Их наличие – чистая формальность.
- А как заключенные узнают о вашей организации?
- Многие знают меня, хорошо работает сарафанное радио.
- Как они реагируют на такую возможность?
- Сначала думали, что мы их продадим в рабство, а теперь в воронежских колониях понимают, что у Малахова условие одно. Трудись, не колись, не пей, – и все будет нормально.
Вообще условия, на мой взгляд, вполне приличные – две с половиной тысячи рублей каждый человек в месяц платит за коммунальные услуги. Остальные деньги, которые они зарабатывают, идут им. Правда, сначала наша социальная служба не выдает деньги на руки. Сотрудники сами покупают еду, одежду, а потом, когда проверят, что человек не уйдет в запой, позволяют освободившемуся самому распоряжается своим заработком. Задача такая – научить их самостоятельности. Людям, которые выходят из тюрьмы, нужно давать шанс. А так как в почти ста процентах случаев вся беда в алкоголе и наркотиках, мы их запретили. Ведь самая большая проблема в том, что когда человек выходит, у него все отлично, есть желание измениться, но появляются какие-то старые друзья, какие-то собутыльники… Он опять попадает в рутину и срывается. Суть в точке соприкосновения, в контактном лице.
- А какие еще проблемы появляются при реабилитации?
- Трудоустройство. Потому что у нас еще и бизнес, и правительство, и общество в целом не готово принять тех, кто отбывал наказание. Сейчас мы начали создавать свои рабочие места, также закупили оборудование, инструменты, и начали учить профессии строителя. Но все снова упирается в бизнес. Сейчас он больше заинтересован в дешевом труде мигрантов, чем в помощи в реабилитации. О своих гражданах надо беспокоиться, а у нас бизнес очень тяжело к этому идет. Они не понимают, что бывшим заключенным надо помогать в адаптации к условиям на рынке труда, помогать им жить дальше. Быть может, в этом помогли бы какие-то преференции, социальные заказы на рабочие места, где не требуется высокая квалификация.
- С бизнесом разобрались, а что может сделать государство для этих людей?
- Многое. Во-первых, это помощь организациям, которые занимаются реабилитацией. Необходима также и законодательная база. Но сейчас власти еще не поняли, как хорошо можно сэкономить, выделяя деньги на реабилитацию. Снижается процент рецидива. Например, в Туле сейчас переполненные колонии, а случаи рецидива составляют более сорока процентов. При реабилитации это число всего четыре-четыре с половиной процента. При этом из тех четырех с половиной тысяч людей, которые прошли через нас, вернулись в тюрьму около семидесяти. А если человек не сел в тюрьму, то государство экономит от трехсот до шестисот тысяч рублей в год. Именно во столько обходится каждый заключенный. И в этом количестве еще не учитываются расходы на лечение человека, если он вдруг заболел.
- То есть по факту государство сейчас ничего не делает?
- Нет. Хотя оно и должно быть первым, кто в этом заинтересован. У нас ни мэрия, ни городская и областная Думы этим не занимались. Слава Богу, пришел губернатор и начал что-то делать, какие-то программы продвигать. Но в других областях, я знаю, ничего не делается до сих пор. Хотя для каждого человека требуется совсем немного времени. Самое важное – первые три месяца. А дальше уже двигается сам.
Комментарии