Не так давно в галерее Х.Л.А.М. проходила персональная выставка воронежского художника и скульптора Сергея Горшкова под названием «Вечные ценности». Сергей Иванович – благодатный собеседник, с которым можно поговорить не только об искусстве, но и обо всём наболевшем – финансовом кризисе, политике, патриотизме. Что мы и сделали.
«Искусство не обязано нравиться всем»
- Сергей Иванович, как вы оцениваете эволюцию современного искусства в Воронеже?
- До 2008 года в Воронеже была группировка молодых художников под названием «Пи», в которую входили Арсений Жиляев и Илья Долгов. Позже она расширилась до «ПопПи». Ребята устраивали квартирные выставки, акции. Они себя не чувствовали какими-то героями – для них это было вполне естественно. В группе не было никаких запретов, ребята не выступали против чего-либо, а исследовали искусство своими выработанными средствами. Еще в 90-е годы я задумывал проводить в Дивногорье симпозиумы с участием художников. В 2007 году этот замысел был осуществлен. Так, в хуторе Дивногорье появился проект «Археарт» - ребята исследовали и художественно переосмысляли археологию, быт древних людей. Туда приехал и Алексей Юрьевич Горбунов, будущий директор галереи Х.Л.А.М., познакомившийся со мной незадолго до «Археарта». Там он ближе узнал молодых воронежских художников – Ивана Горшкова, Сашу Синозерского, Илью Долгова, Арсения Жиляева. Ему понравилось, что в Воронеже появилась община людей, связанных с современным искусством, что молодые люди полны творческой энергии, и Алексей Юрьевич решил быть не только зрителем, но и активным участником художественных событий Воронежа. Таким образом, в 2008 году появилась галерея современного искусства Х.Л.А.М. Молодые художники продолжали заниматься своим делом, но теперь знали, что отныне в Воронеже есть место, где их всегда ждут с распростёртыми объятиями, где дают возможность показывать всё, что угодно, без цензуры и ограничений.
- Вам, наверное, часто приходится защищать честь современного искусства, пояснять, почему те или иные странные и бесформенные работы выставляются в галерее?
- Споры о том, что есть искусство, а что им не является, идут давно. Есть люди, которые находятся в профессии художника. Но художник – это очень ёмкое понятие. Ведь существуют художники-дизайнеры, художники по рекламе, художники-живописцы, скульпторы, резчики по дереву. В нашей стране с советских времен бытует мнение, что настоящий художник - человек, который умеет что-то делать руками, мастерить и рукодельничать. Глядя на его работу, зрители скажут: «Ах! Сколько на неё затрачено труда! Ведь я бы так ни за что в жизни не смог сделать».
И наоборот, когда зритель видит какую-нибудь странную вещь и думает: «Да я бы сам смог сделать такое», то это к разряду искусства не относится. То есть мерилом всего является трудолюбие и мастерство. Этот подход для себя выработали и зрители, и те, кто стоит у власти, в Министерстве культуры и управлении культуры. Искусствоведы молчат, а народ пребывает в более-менее невежественном состоянии. Таким образом, произошла путаница: ремесленничество выдают за искусство. Ремесленники, пользуясь этим, выходят на передний план, бьют себя в грудь и говорят: «Посмотрите, что я умею делать! Поэтому я стою больших денег». Это шарлатанство. Вытащил кролика из шляпы, показал фокус, произвёл эффект – и тебе все аплодируют. А искусство на самом деле стоит в стороне. Все его толкают, говорят: «Подвинься!», но оно и не стремится к тому, чтобы его замечали. Это свободная субстанция, которая не обязана нравиться всем. Достаточно посмотреть на искусство косо – оно развернётся и уйдёт.
«Нужно не писать прошения, а просто заниматься своим делом»
- Как вы думаете, что лучше для художников: когда власть их поддерживает, но они вынуждены принимать правила игры этой власти, или когда власть стоит в стороне, не вмешиваясь в творческий процесс, но и не помогая художникам?
- Что касается взаимоотношения искусства и власти, то здесь очень показателен случай с Воронежским центром современного искусства. Областная власть проявила неслыханную по российским меркам цивилизованность, предоставив молодым художникам помещение под центр. Меня приятно удивило, что в прошлом году наш губернатор получил премию «Золотая маска» за поддержку театра. Это, безусловно, заслуженная награда.
Я не думаю, что помощь со стороны власти ВЦСИ - это дань моде или спущенный кем-то сверху указ. Инициатива наших властей понятна – ведь наши ребята заявили о себе на самом высоком уровне - в Москве, в Европе. Сначала они стали номинантами государственных премий в области изобразительного искусства. Позже Илья Долгов получил госпремию «Инновация». Работы Арсения Жиляева, Ивана Горшкова, Ильи Долгова, Николая Алексеева и Кирилла Гаршина хранятся в музеях. Все они влияют на то, что сейчас происходит в художественной жизни нашей страны.
Поэтому большое спасибо власти за поддержку, но эта помощь была осуществлена без каких-либо условий. Художники не должны были во время выборов стоять на улице и раздавать листовки. В данном случае наша власть действовала бескорыстно. Для сравнения, в Санкт-Петербурге произошла более печальная история. Когда группа «Митьки» стала очень известной, власть неожиданно обратила на них внимание – предложила им огромное помещение под мастерские и шикарный выставочный зал. Но с условием, что «Митьки» будут участвовать в предвыборных кампаниях. Многие участники «Митьков», в том числе Александр и Ольга Флоренские, от этого отказались. А Митя Шагин – человек мягкий. Может, он даже не понял, о чём идёт речь, и согласился. Сейчас «Митьки» в новом составе вынуждены с этим тяжёлым ярмом на шее прислуживать власти. Флоренский и те, кто вышел из «Митьков», посчитали это позорным. Лучше есть свой хлеб, но быть свободным и независимым человеком.
Инициативы сверху и снизу
- В Воронеже невооруженным глазом видно, что культурная жизнь с приходом Алексея Гордеева расцвела. Есть ли в России примеры регионов, где инициатива поддержки искусства и культуры идёт сверху?
- Мне кажется, что в Воронеже – интересная ситуация, когда инициативы идут и сверху, и снизу. И власть поддерживает те инициативы, которые идут снизу. Взять, например, Михаила Бычкова. Если бы он сидел и молчал, то власть бы ему не помогла. Но это очень активная личность. Получается, два центра притяжения шли навстречу друг другу. То же самое можно сказать и о главреже Воронежского драматического театра Петрове, и об Алексее Горбунове. Мы не писали прошений, а просто занимались своим делом, пока на нас не обратили внимания и не предложили сотрудничество. Меня часто обвиняют в том, что я борюсь против своего родного Союза художников. На самом деле это не так. Иногда я позволяю себе небольшие критические замечания. Ведь Союз художников таких инициатив не проявляет. Возможно, поэтому ему со стороны власти оказывается меньше содействия.
- Похожа ли воронежская ситуация на ту, что сложилась в Перми?
- В Перми получилась очень запутанная ситуация. С появлением Марата Гельмана активизировалось содействие власти. Появилось огромное количество фестивалей, стали открываться музеи, среди которых – палеонтологический музей. Все это – по инициативе Марата Гельмана. По его же инициативе стали реконструировать парки, появились велосипедные дорожки и пункты проката велосипедов, парк для экстремалов, которые катаются на скейтбордах. Отремонтировали дороги и трамвайные пути. Я удивился, когда увидел, что у них по улицам ездят французские и чешские трамваи, которые не мешают автомобильному движению (потому что между рельсами проложено резиновое покрытие). Пермь притягивала туристов – мест в гостиницах катастрофически не хватало. Кстати, для туристов сделали так называемую «зелёную линию» - самостоятельный туристический маршрут. Идёшь по зелёному пунктиру, а он ведёт тебя, словно волшебный клубок из сказки, ко всем достопримечательностям города. Ты выходишь то к краеведческому музею, то к оперному театру, а на специальных стелах написана их история.
Впервые в России открытый Маратом Гельманом музей современного искусства Permm рассматривался как городской мощный культурный центр, который мобилизует все творческие и технические силы города. Я помню, как на мою выставку в Пермском художественном музее пришли представители разных религиозных конфессий: мулла, иудеи, православный священник. Всех их пригласил Марат Александрович Гельман. Они стояли бок о бок, обсуждали выставку, и на их лицах не было ни тени недовольства. Более того, когда там проходил фестиваль «Белые ночи в Перми», то я ходил на выставку, которую проводила Русская православная церковь в помещении рядом с храмом знаменитого пермского святого Стефана. Это была выставка живописи прихожан, естественно, на религиозную тему. Рядом с храмом развевался фестивальный флаг «Белые ночи в Перми» - таким образом, церковь была одним из его участников.
- Почему же все закончилось?
- Сменился губернатор, министр культуры - разрушилась связь власти и музея современного искусства PERMM. Следующий губернатор посчитал, что культура не так сильно влияет на жизнь региона, что надо развивать, в первую очередь, промышленность. Сейчас прежний музей PERMM закрыт на реконструкцию, он переехал в другое здание. После увольнения Марата Гельмана и его отъезда из города оживленная пермская культурная жизнь затихла. В городе не происходит интересных культурных событий, туристов стало меньше.
- Повезло ли каким-нибудь городам еще, кроме Воронежа?
- Повезло Пензе. Там находится самая масштабная арт-резиденция в нашей стране. Но в Пензе современное искусство поддерживает бизнесмен. Каждый год он приглашает со всего мира - от Аргентины до Японии - 60 скульпторов, которые делают парковые скульптуры. Причем ваяют их из мрамора, бронзы. Этот бизнесмен выделает на проведение симпозиумов около 30 миллионов рублей. Причем он оплачивает художникам проезд, проживание, питание и даже выплачивает стипендию. Это европейские условия. Кроме того, он построил свой собственный трёхэтажный музей современного искусства. Кстати, в течение года в пензенскую арт-резиденцию приезжает примерно 60 живописцев, которые с января по декабрь работают в мастерских. Каждый месяц проходят выставки и вернисажи. Поэтому коллекция музея современного искусства пополняется регулярно. Интересно, что музей и арт-резиденция работает в Пензе уже пять лет. Ребята все это время ждут, пока к ним приедет кто-нибудь из Пензенского управления культуры, похвалит и предложит сотрудничество. Но чиновники от культуры их будто не замечают.
Похожая ситуация – в Краснодаре. Там есть мощное культурное сообщество – арт-группировка «ЗИП», резиденция которых – здание старой типографии. У ребят тоже есть спонсор – совладелец культурного центра «Типография» Ник Мороз, который поддерживает современное искусство, устраивает выставки. Ребята из «ЗИП» страшно популярны в столице и других городах России, но власть их игнорирует.
Для того чтобы в городе бурлила художественная жизнь, должны быть три условия: первое - сообщество художников, второе - площадка, на которой они могли бы выставляться, и загородная резиденция, где можно было бы устраивать симпозиумы и проводить фестивали лэнд-арта. В Воронеже есть все три слагающих: есть молодые художники из ВЦСИ, галерея современного искусства Х.Л.А.М. и заповедник Дивногорье. В Краснодаре роль загородной резиденции выполняет дача художников, которая находится в бывшем карьере. У них есть и мастерские, и выставочная площадка, и даже хостел для художников. Но у ребят не возникает контакта с местной властью. Она слишком консервативна.
«Чиновники от культуры за бумагами не видят человека»
- Сергей Иванович, повлиял ли на воронежских художников кризис?
- У нас последний ощутимый кризис начался в 2008 году. Для нас, художников, до сегодняшнего дня все стабильно находится в стадии этого кризиса. С 2008 года все ссылаются на кризис. Ситуация в искусстве не изменилась ни на грамм.
Я являюсь членом общественного совета в Департаменте культуры и в городском управлении культуры. Когда мы с коллегами задаём вопросы о том, в состоянии ли управление оказать помощь творческим союзам или театрам, ответ всегда один: «Денег в бюджете нет». Хотя у меня есть субъективное наблюдение. Я считаю, что люди, которые распоряжаются бюджетом, должны вести себя поскромнее. Глядя на них, не ощущаешь, что у них кризис. Они по-прежнему делают в своих кабинетах ремонты. Это, может быть, говорит не о том, что они неправильно расходуют средства, а о том, что у них такой вкус. Ведь, с их точки зрения, в кабинете должны быть хрустальные люстры, паркетный пол, полированная мебель с гнутыми ножками и бархатные в складку занавески, иначе неприлично будет принимать людей.
Если ты художник, независимый, свободный и не рассчитываешь на какую-либо помощь, то тебе абсолютно всё равно: жить во время кризиса или в благополучное время. Липецкий художник Юрий Татьянин как-то написал: «Ввиду наступления финансового кризиса и подорожания холстов и красок теперь я буду рисовать не на холстах, а на гофрированном картоне, и не маслом, а гуашью и акрилом». Он сделал серию антикризисных картин, которые стоили не по 1000 долларов, а по 200 долларов.
Правда, кризис отразится на российских музеях, запасники которых и так не пополняются. Но здесь все зависит от активности музейного руководства. Люди, заинтересованные в работах того или иного художника, будут приходить к художнику в гости, пить с ним чай, просить подарить им его картины, и, в конце концов, они не уйдут с пустыми руками.
К примеру, взять Липецкий музей декоративно-прикладного искусства. В Липецке он не самый главный, но его руководство очень активное и приглашает всех художников с ними сотрудничать. Директор музея договорилась с властью о том, чтобы передать на баланс музею заброшенный памятник архитектуры. Ей передали здание, она нашла спонсоров, в здании сделали ремонт, провели электрику, и вот уже там запланировано открытие выставок. Она же открыла мастерскую гончаров – поставила керамические печи для обжига, и сейчас там занимаются дети. Сейчас директор музея собирается создать на базе музея арт-резиденцию и пригласить туда Александра Флоренского, который по образованию – специалист по керамике. Она понимает, что, если сделать выставку керамических изделий, то художник обязательно что-нибудь подарит музею.
Таким образом, у нас в стране все зависит от личности. Системы не существует никакой. К сожалению, в нашем Департаменте культуры и архивного дела не существует никакого сообщества арт-менеджеров, которые бы занимались осуществлением культурных проектов. Они, например, могли бы оказывать содействие проведению фестивалей. Вместо них в кабинетах сидят чиновники, которые за бумагами и человека-то не видят. На всё – один ответ: «Денег нет, позвоните завтра, а лучше через месяц». И через месяц ничего не меняется. Это полный хаос. И если появляется какой-то активный человек, он заменяет собой целый департамент.
«Любовь и дружба – единственное, что я могу противопоставить злу»
- Кстати, о людях. Культурная жизнь в городе забурлила с приездом Эдуарда Боякова, у которого, тем не менее, успели появиться враги в виде «Культурного фронта». Это диагноз или всё в порядке вещей?
- На самом деле так и должно происходить. Правда, пропорции не те. Это результат воспитания, оставшегося с советских времен, когда считалось, что культура – это нечто второстепенное. Как правило, когда обывателю начинаешь рассказывать, что ты занимаешься искусством, то он тебя не понимает. Ведь искусство – вещь необъяснимая. Многие люди стоят на позициях первобытнообщинного строя. Они сквозь пальцы смотрят на то, что делают Горбунов, Бычков и Бояков только потому, что, как им кажется, их поддерживает власть. У меня такое впечатление, что большая часть нынешних консерваторов ждет удобного случая, когда власть поменяется. Когда же им, наконец, разрешат поливать грязью Боякова и Бычкова. Новая власть спускает их с цепи, а они, словно свора собак, набрасываются на тех, кто им не нравится. Иногда слышишь невольные проявления такой ненависти. Приходишь в театр, сдаёшь пальто в гардероб, и вдруг становишься свидетелем разговора двух знакомых: «Наконец-то, хоть одна хорошая новость за последний месяц – в Министерстве культуры закрыли отдел по современному искусству». Я поворачиваюсь и говорю: «Его не закрыли, а совместили с отделом народного творчества. Так что теперь народное творчество будет осовременено».
- В самый разгар информационной войны России и Украины вы проводили в воронежской Академии искусств перформанс, который был смелым политическим жестом. У вас был странный самодельный флаг. Что он означал?
- Этот флаг я сделал из народного коврика, который соткали жители Дивногорья. Дивногорье было основано украинскими переселенцами еще 18 веке. С того времени русские традиции наложились на украинские. Люди говорят на украинском языке, плетут украинские коврики, поют русские и украинские песни. В нашей области с успехом можно проводить фестиваль под девизом «Один народ – носитель двух культур». Из коврика я сделал флаг, который стал, с одной стороны, символом братства, единения наших народов. Любовь, дружба – единственное, что я могу противопоставить злу. У меня нет оружия. Я могу лишь по-прежнему любить своих друзей, которые остались по ту сторону фронта, укреплять наши культурные связи, показывать, что мы не враги, что мы неразделимы.
- Как вы думаете, в чем странность и сложность нашего времени?
- Сложность в том, что никто ничего не понимает. По телевизору и в интернете – слишком много постановочных кадров, которые выдаются за настоящие. Под видом новостей читателям выдают «фэйки». Беда нашего времени – коррупция, жадность и растущее число подлецов, которые ради своего обогащения могут и обмануть, и навредить, и даже предать смерти другого человека. От этого страшно и неуютно.
Я могу предположить, что, если в нашей стране будут и дальше «завинчивать гайки», то вся культурная жизнь будет сводиться к концертам художественной самодеятельности. Я боюсь, что настоящее народное искусство – кладезь традиций, сказок, частушек и особого чувства юмора – будет подменяться симулякрами, выступлениями женщин в кокошниках и мужчин с гармошками. Вреда такие концерты не принесут, но и пользы от них точно будет мало…
Версия для печати
Комментарии