Адвокат Игорь Татарович: «Кому выгодно обливать грязью полицию?»

Последнее время информационное пространство буквально захлестнул вал сообщений о замученных и искалеченных во вновь испеченных полицейских околотках, в лучших традициях российской милиции, которые, согласно уже нашумевшему заявлению нашего бессменного министра внутренних дел, после проведенной им аттестации остались далеко позади.

Опустим стоящее за этим информационным вбросом желание определенных сил, чтобы обещанное обновление нашего правительства коснулось-таки и господина Нургалиева (за что я лично обеими руками), но проблема действительно существует и с каждым годом, несмотря на систематическую «борьбу» с ней, только прогрессирует.

На фоне очередного «вброса» данной информации в обществе и госорганах пошли разговоры о том, как же все-таки с этим бороться.

При этом спектр предлагаемых мер весьма неширок от отмены «палочной» системы в органах внутренних дел, которая, вроде бы как, уже отменена, но все равно продолжает существовать, до весьма экзотических предложенных лично министром Нургалиевым по формированию с привлечением вездесущих деятелей искусства у сотрудников органов внутренних дел положительных нравственных начал и устоев, которые не будут позволять им для того, чтобы отрапортовать о раскрытии преступления насиловать человека бутылкой из-под шампанского и забивать его до смерти.

К этим же предложениям с точки зрения их эффективности можно отнести и увеличение штата психологов с приданием их заключению обязательной силы (получение их заключения при аттестации (переаттестации) станет очередной коррупционной статьей, которая будет включаться в себестоимость полицейских «услуг» для населения), и закрытие дискредитировавших себя органов внутренних дел (так скоро вообще никаких органов, кроме самого Министерства, не останется), и создание некоего спец. органа, который будет ведать преступлениями полицейских (спросите у сотрудников полиции о ныне действующем подобном органе – УСБ (управлении собственной безопасности), они смогут рассказать вам очень много интересного, там действительно борются - только с неугодными для начальства сотрудниками и сверхдоходами остальных).

То есть опять уважаемые люди предлагают лечить гангрену заклинаниями.

На мой же взгляд, как человека, постоянно сталкивающегося с нашей правоохранительной системой, проблема, а значит и её решение, кроются совершенно в другом.

Действующие и бывшие сотрудники расскажут о недостаточном материальном обеспечении (когда под фанфары заявлений о прибавке жалования полицейским, опытных сотрудников лишили значительной части получаемых ими выплат), об идиотской кадровой политике (когда людей, работающих «на земле» (оперов и участковых) сокращают, зато число лиц, начальствующих и контролирующих, постоянно растет), о банальной некомпетентности в области оперативной работы многих полицейских руководителей, получивших должности «по блату» или за деньги, о пресловутой коррупции, когда для оперов, работающих в экономической сфере уже устанавливаются финансовые планы, в зависимости от отрасли экономики, за которой они надзирают, и т. д., и будут абсолютно правы.

Но я хотел сказать о той проблеме, которую у нас почему-то даже не называют – о выстроенной ещё в советские годы и развитой до маразма в современности системе уголовного судопроизводства.

Казалось бы, речь идет о свершено разных сферах правоохранительной деятельности, каждая из которых имеет свои самостоятельные проблемы (полиция и суд).

Однако, если вдуматься, то становится очевидно, что корнем и постоянной подпиткой полицейского беспредела является имеющаяся у нас система бессозтязательного уголовного правосудия, а полицейский произвол, как это ни странно, способствует безнаказанности реальных преступников.

В любой нормальной стране суд по уголовным делам – это непосредственный контроль со стороны государства (а в странах с развитыми судами присяжных – и  со стороны общества) за деятельностью следствия и оперативных служб по раскрытию и расследованию преступлений.

Действительно, нет никакой нужды вводить любые системы отчетности (палочные или какие-либо ещё), назначать ораву контролеров и т. д., когда все решается очень просто: если оперативная работа и следствие проведены качественно, вина обвиняемого доказана – значит суд подтвердит выводы следствия и вынесет обвинительный приговор, а если нет (если вся доказательственная база построена на выбитых под пытками показаниях, от которых обвиняемый отказался в суде, и на фантазиях оперативников, поддержанных следователем), то, наоборот, приговор будет оправдательным с соответствующими оргвыводами для нерадивых сотрудников, которые таким образом «клепали» и «фабриковали» дело.

Соответственно, дело, не имеющее должной доказательственной базы, попросту в суд не попадет, т. к. ни один чиновник, ни в одной стране, не хочет рисковать своей должностью, а кадровые последствия для руководителей и сотрудников следственного и оперативного подразделения, по уголовным делам которого, постоянно выносятся оправдательные приговоры, очевидны.

При этом при такой системе любые правоохранители (будь то американские копы, или российские милице-полицейские), исходя из сформулированного ещё Н. Г. Чернышевским, принципа «разумного эгоизма», вынуждены будут или уходить или делать свою работу качественно – разыскивать реального преступника, а не первого попавшегося  бомжа, имеющего судимость, добывать реальные доказательства его вины, а не только «царицу доказательств» - признание им своей вины (понятно как добытое), сами заботиться о том, чтобы все оперативные и следствие действия проходили в строгом соответствии с установленной процессуальной формой – а иначе оправдательный приговор, как признание судом брака в работе конкретных следователей и оперативников.

Да, это не нравится никому из правоохранителей (ни тем же копам, о чем нам ведают голливудские фильмы, очевидно, что не понравится и нашим полицейским), но при такой системе по-другому просто не получится.

Для того, чтобы такая система работала нужна самая малость, чтобы уголовный процесс был состязательным, т. е. аналогичным гражданскому, когда для судьи совершенно безразлично (коррупционную составляющую пока выведем за скобки), кто истец, кто ответчик, брал ответчик у истца деньги или нет, вернул или не вернул. Есть две стороны спора, каждая из которых доказывает в суде свою правоту. Смог представить доказательства – значит выиграл дело, нет – значит проиграл.

Именно таким образом у нас построен гражданский и арбитражный процесс, за изъятиями тех дел, в которых присутствует коррупционная, либо политическая составляющая.

Уголовный же процесс у нас построен совершенно по-другому, из-за чего уголовный суд у нас вместо средства контроля за качеством оперативной и следственной работы, служит средством для «проштамповки» любых выводов следователей и оперативников и покрытия их любых недоработок и даже преступлений.

Вместо арбитра между обвинением (государством и потерпевшими) и защитой (человеком, который только ПРЕДПОЛОЖИТЕЛЬНО совершил преступление и его адвокатами), суд служит еще одним правоохранительным органом, который не разрешает спор двух сторон, а по сути, является продолжением и логичным завершением системы правоохранительных органов, которая начинается теми же операми и следователями, выводы которых сначала подтверждает прокурор, а затем и судья при вынесении приговора.

Ну и что, что в деле нет прямых доказательств вины подсудимого, имеющиеся либо добыты с нарушением закона, либо являются косвенными (т. е., например, доказывают, что человек мог быть в определенном месте, но не доказывают, что он совершил убийство), ведь столько замечательных, а главное, государственных людей уже поработали над этим уголовным делом (опера, следователь, прокуроры) и все они сказали, что виновен Иванов, почему же судья, тоже государственный человек должен сказать, что Иванов невиновен.

До 1996 г. такая роль суда (как правоохранительного органа) была закреплена законодательно, с 1996 г. после внесения соответствующих изменений в УПК РФ, декларируется состязательный характер уголовного судопроизводства, однако, по факту, ни о какой состязательности речь не идет. До сих пор судья по уголовному делу находится на одной стороне с прокурором и следователем, что проявляется даже в банальных бытовых деталях.

Суд с его детально регламентированной процедурой рассмотрения дел во много похож на театр, а театр, как известно, начинается с вешалки. Так вот, те, кому довелось участвовать в рассмотрении судом уголовных дел, не могли не заметить такой немаловажной детали.

До начала процесса и в перерывах между заседаниями лица, представляющие сторону защиты, адвокат и подсудимый (если последнему, конечно, не «посчастливилось» ездить суд на машине с мигалкой, с персональной охраной и ожидать суда в отдельной кабинете) ожидают в коридоре на жесткой лавочке или вообще стоя, переминаясь с  ноги на ногу и держа в руках верхнюю одежду (гардеробами суды Воронежской области до сих пор не обеспечены).

При этом представляющий обвинение прокурор, как правило, ожидает начала процесса в кабинете председательствующего судьи, где он оставляет свою верхнюю одежду, попивает чаек и мирно беседует с судьей, хотелось бы верить, что не по поводу дела, которое сейчас будет рассматриваться. Что характерно, если вы попытаетесь указать судье и прокурору на явную несуразность подобного поведения, с точки зрения принципов состязательности процесса, равноправия сторон и беспристрастности суда, то они очень удивятся. Что же, прокурор, государственный человек, тоже на лавочке должен начала процесса ожидать с какими-то там адвокатами, злодеями и их родственниками?!!

Дальше подобная кардинальная разница в отношении суда к сторонам защиты и обвинения перекочевывает уже в само судебное заседание.

Участвующие в уголовных делах адвокаты и я в том числе, могут привести вам массу примеров, когда судья в процессе работает значительно лучше прокурора, выполняя функцию поддержания обвинения – прямо или косвенно подсказывает прокурору (даже в самом заседании, про кабинетные «посиделки» умолчим), какие ходатайства ему нужно заявлять, какие показания огласить, задает допрашиваемым лицам наводящие вопросы, отводит любые вопросы защиты, ответы на которые могут опровергнуть версию обвинения. А любые попытки адвокатов возмутиться таким поведением судьи заканчиваются, в лучшем случае, замечанием адвокату с занесением в протокол судебного заседания, а в худшем частным постановлением судьи о недопустимом поведении адвоката в Совет Адвокатской Палаты, что грозит адвокату дисциплинарным разбирательством.

Дальше это выражается в творческой работе с протоколом судебного заседания, где показания, свидетельствующие в пользу обвиняемого, излагаются как в известной миниатюре с участием Ширвиндта и Державина про иностранную звезду и переводчика, а потом и в самом приговоре, который в своей мотивировочной части просто дословно повторяет написанное следователем обвинительное заключение (благо средства копирования электронных файлов очень упрощают этот процесс, судье остается только дописать в части наказания – очень удобно).

При этом, что характерно, в подавляющем большинстве случаев судьи поступают так, не в силу какой-то личной заинтересованности, а потому, что искренне уверены, что это единственно правильное поведение. Суд же ведь государственный орган и не может же преступник быть освобожден от ответственности, только по тому, что опера со следователем откровенно «накосячили», прокурор в процессе слаб, а адвокаты слишком дотошны. Да потом ещё этот гад (подсудимый) будет требовать от государственного бюджета денежной компенсации (а если уже был под стражей, то в значительной сумме), а в отношении уважаемых людей (оперов, следователя, прокурора, который каждый день пьет у меня в кабинете чай) будут проводиться служебные проверки. Как это можно допустить?!

У добросовестного судьи все несуразности уголовного дела максимум могут повлиять на назначенное им наказание. Именно этим, а не пресловутой коррупцией, объясняется тот факт, что очень часто, признавая подсудимого виновным в совершений преступлений (даже средней тяжести и тяжких, за которые предусмотрены сроки до 10 лет лишения свободы), судьи назначают ему условное наказание. Отправить за решетку человека, вина которого не доказана, очень сложно даже для «матерого» судьи.

Результат подобного подхода судей к рассмотрению уголовных дел выражается в весьма удручающей статистике.

Недавно в «Воронежском Курьере» было опубликовано интервью председателя Воронежского областного суда Богомолова В. П., который сообщил, что за 2011 г. суды Воронежской области вынесли аж 0,5 % оправдательных приговоров от общего числа приговоров, да и то с учетом приговоров по делам частного обвинения (это дела о незначительных преступлениях (побои и т. п.), которые рассматриваются мировыми судьями без участия прокурора и по сути ближе к гражданским делам). Эта цифра близка к статистической погрешности.

Статистика, действительно дикая. Ведь, по данным той же статистики в СССР в 30-е годы, в самый разгар репрессий, выносилось в среднем 7 – 8 % оправдательных приговоров, т. е. советские сталинские судьи в 14 – 16 раз больше устанавливали факт брака в работе НКВДшных оперов и следователей, чем демократичные российские, подвизающиеся на воронежской земле!!!

И выводов из этой статистики может быть только два: либо у нас в стране и в Воронежской  в частности, работают ангельские оперативные работники, следователи и прокуроры, которые никогда (почти никогда) не нарушают закон, не выбивают признательных показаний, а крылья прячут под кителями, а СМИ как всегда врут о покалеченных и замученных, либо, что-то не так с нашим уголовным судопроизводством.

И скажите, пожалуйста, зачем с учетом такой статистики, любому полицейскому (оперу, следователю), будь он хоть наш доморощенный Василий Пупкин, хоть «крутой орешек» из Лос-Анджелеса в исполнении Брюса Уиллиса, напрягаться – искать реального преступника, доказательства его вины, фиксировать эти доказательства так, чтобы потом ни один замороченный адвокат не смог придраться, т. е. делать массу не нужной работы, когда в твоем распоряжении куча бомжей и прочих асоциальных элементов, поработав с которыми непродолжительное время с помощью рук, ног и нехитрых подручных предметов (УПК с комментариями и постатейными материалами, динамо-машина для школьных опытов по химии, полиэтиленовый пакет, бутылка и т. п.), можно раскрыть преступление, доказать вину злодея и передать дело сначала прокурору, который не будет особо заморачиваться, т. к. знает, что судья все равно вынесет обвинительный приговор, а потом в суд.

А суд если что поможет и закроет глаза на явные несуразности, ляпы и нарушения в оперативной и следственной работе. Ну не может же преступник быть освобожден от ответственности (см. выше).

Тем, кто скажет, что нечего, мол, миндальничать с преступниками, а то, что я говорю – это односторонняя адвокатская позиция, хочется сказать две вещи.

Первое, никто из вас и ваших близких родственников не застрахован о того, чтобы стать подозреваемым или обвиняемым по уголовному делу и в отношении него будут применяться ТЕ ЖЕ правила, что и в отношении всех остальных (как показывает опыт даже высокопоставленные чиновники периодически попадают под раздачу, а быстрее всего ломаются на следствии именно правоохранители (очень хорошо знают систему изнутри).

Второе, в то время, когда опера со следователями под видом преступника тащат в суд свежепойманного бомжа, которого судья с легким сердцем и без лишних заморочек признает виновным, настоящий преступник никуда не делся, он, почувствовав свою безнаказанность, продолжает планировать и совершать новые преступления, а его (как минимум до следующего преступления) никто не ищет. Вспомните, что в значительно более благополучные годы за преступления Чикаттило осудили троих граждан, и что характерно, каждый раз, те признавались в содеянном (интересно почему), а судьи не обращали внимание на явные несуразности их уголовных дел.

Поэтому за нескольких изуверски замученных только одним Чикатилло людей и сломанные судьбы их близких особое «спасибо» нужно сказать операм, «изобличившим» этих «преступников», вместо Чикатилло, следователям, сварганившим их уголовные дела, прокурорам, «на автомате» передавшим эти дела в суд и поддерживающим по ним обвинения, и судьям, штамповавшим обвинительные приговоры (ведь не может же преступник избежать ответственности).

P.S. Недавно руководитель Следственного Комитета Бастрыкин А. И. выступил с инициативой, внести изменения в УПК, суть которых состоит в отмене даже формально декларируемой состязательности уголовного процесса и введения в уголовное судопроизводство существовавшего до 90-х принципа «объективной истины», т. е. суд из арбитра между обвинением и защитой снова должен стать правоохранительным органом, не рассматривающим спор по представленным доказательством, а устанавливающим истину по делу. Ранее наш замечательный борец с преступностью, дочь которого не торгует недвижимостью через чешские фирмы, предложил запретить обвиняемым и их защитникам знакомиться с материалами уголовных дел до представления доказательств суду прокурором.

Целиком поддерживаю, так будет честнее, из УПК исчезнут лживые декларации о состязательности. А дополнительно предлагаю, вообще упразднить адвокатов, прокуратуру и суды по уголовным делам, а обвинительному заключению, написанному следователем придать силу приговора суда. Так можно значительно сократить бюджетные расходы и повысить эффективность привлечения преступников к ответственности. Ведь все равно 99,95 % выводов следователей подтверждается судами. К чему огород городить. Пусть следователь просто дописывает к обвинительному заключению подлежащее назначению наказание.

При этом злоупотреблять полицейским не дадут психологи и деятели искусств, которые снимут такие фильмы и напишут такие книги, после просмотра (прочтения) которых у правоохранителей рука не поднимется злоупотреблять, а за бутылкой из-под шампанского и по-давно не потянется.