Владимир Лисовский: «В конце 90-х у воронежцев появился спрос на хорошие вещи»

Интернет-газета «Время Воронежа» продолжает проект «Мои 90-е». В нем мы вместе с нашими собеседниками пытаемся осмыслить эпоху 1990-х годов, когда в стране, в городе, области менялось решительно все, от человеческих взаимоотношений до политической системы. В этот раз на наши вопросы отвечает кандидат технических наук, директор салона «Мебель Италии» Владимир Лисовский.

- Владимир Сергеевич, чем вы занимались, когда рухнула социалистическая система?

- В 1991 году я окончил Воронежское высшее инженерное училище радиоэлектроники в звании лейтенанта и попал служить в Белоруссию, тогда еще республику СССР. На зарплату лейтенанта содержать семью было затруднительно. Купил газету объявлений и стал смотреть, где могу пригодиться. Я умел резать по дереву, к примеру, и надеялся, что этот навык поможет заработать.

- Откуда у вас это умение?

- С детства любил лепить, рисовать. Мой дядя очень красивые маски вырезал и фигуры из дерева, и меня заразил этим искусством. Когда был курсантом, я из мыла вырезал всякие фигурки интересные, рисовал портреты однокурсников. Был у меня такой талант, может, он и сейчас сохранился, но сегодня времени не хватает его возобновить. А тогда, нашел объявление, где требовался резчик по дереву. Подумал, почему бы и нет? В те годы, как раз первые кооперативы начали появляться, и я попал в один из них. Вырезал двуглавых орлов, больших, сантиметров сорок в диаметре. В центр этого орла монтировали часы и продавали в Польше. Мне платили где-то сто рублей за орла. Зарплата лейтенанта на тот момент была- 370. Сделаешь четырех орлов – получишь еще одну зарплату. Достаточно серьезные по тем временам деньги.

- А как вы - лейтенант Советской армии - восприняли крах советской власти?

- Думается, нам все понятия подменили в те времена. Помню, было голосование: вы хотите, чтобы был Союз независимых государств или как раньше – СССР? А нам вбивали в голову, что Россия кормит все республики, поэтому, почему бы нам не стать независимым от них государством? Естественно, все проголосовали за СНГ, которое потом успешно развалилось.

Если анализировать, мы поймем, что все это началось задолго до нашего времени. Вспомним, что Российскую империю разваливали постепенно. На ее месте возник Советский Союз с независимыми республиками. Следующий этап наступил в 1990-е, когда все это разрушили окончательно, и в каждой стране появился свой президент. Конечно, я это болезненно переживал. Я присягал Советскому Союзу, основой которого была Россия. А служил в эти смутные времена на территории Белоруссии. Как в этой ситуации поступить? Слава Богу, наши войска остались в прямом подчинении Генеральному штабу России. И меня не ставили перед выбором, какую Присягу принимать. А я знаю многих своих сокурсников, которые перед этим выбором оказались, им пришлось уволиться, с территории Украины каким-то образом переместиться в Россию. Кто-то устроился, кто-то не смог.

Помню, как мы все переживали, когда ГКЧП появился. Чей приказ выполнять? Замполит за одних выступает, командир части – за других, а «мобист» (офицер, отвечающий за мобилизационную подготовку) говорит: лучше подождем.

- У вас же в части солдаты были из разных республик?

- Да. И многие начали разбегаться. Первыми домой прибалты побежали, затем украинцы, русские тоже попытались уехать. Белорусы роптали: а чего это мы будем служить в российской части? Многие тогда хотели от службы уйти. Но многие и оставались, честно отдавали свой долг перед Родиной. Вот в такие времена я попал.

- И как удавалось на тот момент выживать?

- Необходимо было кормить семью (у меня уже была жена, дочь) – ведь нас перестали финансировать. Зарплаты не видели по полгода. Я вел уроки сначала каратэ, потом кулачного боя. Опять же этих орлов резал. Вместе с другими офицерами зарабатывал деньги на разнице курсов рубля, доллара и зайчика.

- Наверное – это сложная и тяжелая схема?

- Да, конечно, но она работала. Мы, коллеги, скидывались, кто сколько мог, с рублями ехали в Москву, покупали там доллары, привозили их в Минск, продавали на бирже, получали безналичные «зайчики» белорусские. Потом эти «зайчики» по чековой книжке обналичивали через магазины, покупали рубли, с рублями опять ехали в Москву, покупали доллары и так далее. Это было выгодно. Менял тогда было много и у каждого свой курс. Слава Богу, командир части все понимал, входил в положение. Он говорил, вы только уведомляйте, где вы, чем занимаетесь, я должен быть в курсе, и все.  

- То есть возможности экономической свободы вы поняли сразу?

- Честно сказать, не сильно был к этому готов, хотя, еще будучи курсантом, немного играл на бирже, и заработал чуть-чуть на этом деле.

- А когда произошел момент расставания со службой? В те же годы?

- Нет, я дослужил до пенсии. Я сторонник плавного развития событий. Старался исчерпать одни возможности, а параллельно готовить уже какие-то другие. Так что в 90-е я оставался офицером. Когда стало ясно, что наша часть осталась российской, мы зажили более или менее, получали в десять раз больше, чем граждане Белоруссии. Если я получал тысячу с лишним «зайчиков», то белорусский рабочий - сто. Мы почувствовали себя богатеями, но ненадолго. Поскольку нам сказали: убирайтесь с суверенной территории. А наша часть имела такое назначение, что если ее выводишь за границу Белоруссии, то стратегическое назначение ее теряется. Естественно, нас начали расформировывать. Пришлось искать место. Будучи в отпуске в Воронеже, я встретился с однокурсником. Смотрю – он поступил в адъюнктуру. Решил, почему бы и мне не поступить? Пока часть выводили, я сдал экзамены, поступил. Стал писать диссертацию. Естественно, коммерцией всегда занимался, то мы продавали что-то, то каким-то бартером занимались. Период был такой, все крутились, как могли, потому что в секторе государственном никто денег не платил вовремя. Кто-то сидел и ждал лучших времен, но я к таким людям не отношусь.

- Многие в ту пору ходили на митинги, требовали зарплату.

- Мне митинги были неинтересны. Мы с друзьями разные интересные схемы выстраивали. Допустим, кому-то нужен был материал для шитья костюмов спортивных, у меня брат мужа сестры уже тогда имел кооператив по производству кроссовок в Питере. Кроссовки меняли на телевизоры, телевизоры меняли на ткань, и ткань уже меняли на деньги. Вот такая - бизнес-цепочка.

- Вы понимали, что создаете то, чего раньше в стране не было - рынок?

- Знаете, сейчас сам удивляюсь, но тогда все было на доверии, никакие документы никто не подписывал. Те же люди, у которых мы брали телевизоры, уже были долларовыми миллионерами. Надеялись, что они обмануть не должны.

Потом, в конце 90-х, появилась мебельная тема. Мой однокурсник был женат на девушке, чья лучшая подруга была замужем за соучредителем крупной компании, которая занималась поставками итальянской мебели. Начали здесь, в Воронеже, эту продукцию предлагать. Ходили по магазинам с тканями, образцами, доставляли какие-то образцы на консигнацию и так далее. Работали в качестве торговых представителей, но были в погонах. 

- Погоны придавали вес в переговорах?

- Наверное, да, придавали. Сейчас думаю, как я нелепо выглядел, но тогда все было гармонично.

- Можно сказать, что в конце 90-х в Воронеже появился спрос на хорошую мебель?

- Да, и появились магазины, которые ее предлагали. Спрос этот, думаю, связан с тем, что люди, пережившие времена тотального дефицита, боялись, что хорошие товары исчезнут так же быстро, как и появились.

- Владимир Сергеевич, есть какие-то поступки, совершенные вами в ту пору, о которых вы сейчас жалеете?

- У меня есть принцип: никогда не жалей о содеянном. Потому что в тот момент ты совершил именно то, что должен был совершить, и по-другому быть не могло. Кто копается в прошлом - впадает в депрессию. Я жизнь свою анализирую, естественно. Может быть, пораньше надо было начать работать с серьезным бизнесом. Может быть, где-то подучиться. Хотя все ведь стихийно происходило. Мы все были заложниками обстоятельств. Кто-то был руководителем завода и потом стал самым главным акционером, распродал все помещения. У меня не было доступа ни к каким материальным средствам. Поэтому приходилось полагаться только на себя.

- В начале 90-х имело место общественное стремление к переменам. Но оно оказалось очень недолговечным. Как думаете, почему?

- Перемен – да, жаждали многие, даже песня у Цоя была про это. Тогда на наш рынок вышли люди, которые владели серьезными политтехнологиями, они создавали настроение большинства. Нам казалось, что мы бьемся за свободу. Все думали, что сейчас начнутся перемены, которые выведут к лучшему. А все вылилось в то, что мы начали отдавать какие-то долги валютным фондам, которые, в общем-то, можно было и не отдавать. Люди ждали, что они будут жить богаче, а это получилось далеко не у всех. Очень многие почувствовали себя обманутыми.

Я считаю, что все происшедшее закономерно, перемены, слава Богу, страну сохранили. Да, времена тяжелые, общество расслаивается. Но я, допустим, в советские времена вернуться не хотел бы. Мне кажется, там все время сделки с совестью приходилось совершать.

- А за границу уехать никогда не было желания?

- У меня сестра в 1997 году эмигрировала в Америку вместе с мужем. Она могла взять маму, мама – меня. Я думал, если уж совсем здесь будет плохо, уеду. Желание было, но, слава Богу, не воплотилось. Я съездил к ним в гости и понял, что и в России неплохо жить. Через родных я увидел жизнь американцев. У меня сестра работает в доме престарелых. Я был у нее на работе: это детский садик для людей, которым за 80-90, даже за 100 лет иногда. Дети их туда отправляют, а потом изредка навещают.

А когда сестра приехала к нам в гости, мы с нашими родителями, встретили ее на даче, под мандолину пели песни, общались, жарили мясо. Вот она – свобода. Думаю, у нас сейчас свобода, а там она очень ограничена.

- Владимир Сергеевич, вы в каком звании закончили службу?

- Подполковник. Мог получить и полковника, но в тот момент надо было выбирать - либо служить, либо заниматься бизнесом. Выбрал второе.

- А в бизнесе, как вы думаете, какое у вас звание?

- Генерал, конечно! (смеется)

Автор: Герман Полтаев